Юджин спросил меня, завтракала ли я. Я ответила, что нет. Я слишком волновалась, чтобы есть. Он протянул руку на заднее сиденье и достал оттуда мягкий пушистый шарф, которым обмотал мне шею. Он завязал его у меня под подбородком, а потом поцеловал меня, прежде чем тронуть машину.
Мы проехали город, миновали предместья и выехали на широкое шоссе с канавами и лесопосадками по обеим сторонам. Иногда нам попадались деревни: несколько домов, пара лавок, водокачка, часовня.
– Я никогда не пропускаю мессу, – сообщила я, когда он притормозил, чтобы дать возможность пройти вышедшим из ворот часовни людям.
– У меня как раз завалялась где-то парочка индульгенций и ходатайств об отлучении от церкви, может быть, они вам пригодятся? – заявил он, и я рассмеялась и сказала, что в деревне красиво. Ветви деревьев и маленькие нежные их отростки сплетались в причудливый узор на фоне серебрящегося от мороза неба. Я уже несколько месяцев не была в деревне – с тех пор, как ездила домой прошлым летом. Я подумала о моих отце и тетке, о том, как долго они спят в воскресенье после обеда и как читают газеты. Моя тетка приглядывала за отцом, и они жили в нашем старом доме, занимая пару больших сыроватых комнат.
– Уши не закладывает? – спросил он, когда мы одолевали крутой скалистый подъем. Когда мы забрались повыше, там уже не было деревьев, только кустарник и гранитные скалы. Среди безжизненных скал бродили овцы, и я чувствовала шум в ушах. До его дома мы добрались около одиннадцати. Мороз к тому времени спал, и лавровая изгородь вокруг дома выглядела глянцевато-зеленой. Дом был белым с французскими оконцами и с множеством деревьев вокруг.
К нам бросилась большая овчарка, и в открывшейся двери я увидела Анну. Я слышала о ней. Она ухаживала за ним и жила внизу в задней части дома. Она была замужем, и у нее был ребенок.
– Явились не запылились, – приветствовала она нас весьма дерзко.
– Здравствуй, Анна, – он вручил ей пакет, взятый из машины, и представил меня. В пакете были отбивные, баранья голова для собаки, бутылка джина и новый кофейник.
– О, выпивка! – обрадовалась она бутылке. Выглядела она очень неряшливой, с каким-то невымытым лицом и длинными прямыми волосами. Не то она еще не проснулась, не то с утра успела поднагрузиться – было не понятно.
Хотя стояла зима, на каменистой почве цвели цветы. Мертвые скалы были точно подернуты дымкой из маленьких синих цветочков. Я почувствовала, что ему очень хотелось показать мне свой дом, он что-то пробормотал, когда мы поднимались по ступенькам к двери.
Прихожая была чистой и светлой, крашенной маслом, со старинной мебелью и набором тростей в большой китайской подставке.
– Тижало ето убирать-та, – вздохнула Анна на пути в кухню. Как только мы вошли туда через одну дверь, ее муж вышел через другую. Анна сказала мне, что он очень стеснительный.
– Разве вы не рады, что приехали? – спросил Юджин, когда Анна ушла в сыроварню за кувшином сливок. Он сварил кофе.
– Здесь прекрасно, – воскликнула я, оглядывая просторную, облицованную камнем кухню. Мой взгляд на какое-то время задержался на колокольчике дверного звонка, который выглядел так, словно им никогда не пользовались. Дрова для просушки были сложены в небольшую поленницу в углу, а чайник так уютно пыхтел на огне! Это была самая лучшая кухня, которую я когда-либо видела.
Он переоделся в овсяного цвета пиджак и вышел на улицу, чтобы напилить еще дров. Анна сказала, что Дэнис ушел на весь день, он собирался приглядеть за овцами и починить забор. Мне так хотелось пойти вместе с Юджином, но она подвинула к огню стул для меня, так что мне пришлось сидеть и беседовать с ней, пока она нарезала капусту на широком кухонном столе. Она выглядела безобразно в черной хлопчатобумажной юбке и бесформенном сером джемпере. Кроме того, на голове у нее была мужская шляпа с заляпанной грязью лентой, за которую она воткнула утиное перо.
– А вы актриса? – спросила она, не успели мы остаться одни.
– Нет.
– Он знает полно актрис.
Она налила себе джина из привезенной Юджином бутылки и сообщила мне, что я не должна думать, будто она здесь служит. Смотрительница – это было то, как она себя называла, определяя свои взаимоотношения с хозяином дома. При этом она кивнула головой в направлении своего жилища, где спал ее девятимесячный ребенок. Она принялась рассказывать о том, как рожала, и о своем муже.
– Единственная женщина, к которой он по-настоящему тепло относился – это миссис Гейлард – Лора, – сказала она, глядя прямо мне в глаза. В ее желтых глазах поблескивали злобные искорки.
– Там, наверху, у него есть маленький голубой камень для нее. Он нашел его в горах.
Тут Анна принялась рассказывать о том, как весело было здесь раньше. Какие вечеринки здесь закатывались при Лоре. Я представила себе комнаты, полные гостей, свечи на столе красного дерева, фонарики на деревьях у дороги. До этого мне не совсем верилось, что Лора существовала, но теперь приходилось верить, потому что Анна сказала, что Лора была «шикозна», у нее было длинное меховое манто и собственная машина, и все такое.
– Теперь здесь не веселее, чем в церкви, – она налила себе еще джина и выжала в стакан немного лимона.
В капусте было много гнили, и Анна отрезала такие места и просто бросала их в огонь прямо с ножа.
Вернулся Юджин с охапкой дров, и она удалилась, сказав, что ей что-то там надо сделать наверху.
– Попивает? – спросил он. Бутылка с джином стояла на столе рядом с лимоном. Он убрал бутылку и сказал мне, что хочет показать свою новую бензопилу. Комната наполнилась запахами свежеспиленной древесины. На гладкой поверхности дерева виднелись пятнышки сучков и разводы годовых колец.
– Это, наверное, очень интересно, – сказала я, хотя любая техника приводила меня в трепет. Он подошел ко мне на цыпочках поцеловал меня и поинтересовался, не беспокоит ли меня что-нибудь, заметив некоторую тень смятения на моем лице.
– Она успела в красках воспеть всю нашу прежнюю жизнь здесь? – спросил он.
Я кивнула.
– Не следует верить в эту сказку, в ней нет правды ни на грош. Не говорила ли она вам, что у нас был «Роллс-Ройс» и дворецкий.
Я снова кивнула и улыбнулась, посмотрев на нелепо повисший у него над ухом завиток волос. Свое кепи он надел немного набекрень. Он казался таким бледненьким в своем пиджаке.
– Я потом вам расскажу, – сказал он, и хотя мне было так страшно узнать об этом, в то же время мне отчаянно хотелось все-таки быть в курсе, чтобы Анна не могла застигнуть меня врасплох, если ей вздумается еще пооткровенничать на тему его взаимоотношений со своей женой.